Джон Грин - Ошибки наших звезд[любительский перевод]

Мы поехали на лифте. Я довела Айзека до стула в Круге доверия, а потом неторопливо прогулялась по Буквальному сердцу. Я проверила везде: под стульями, возле кафедры, у которой я говорила предсмертную речь, под столом с угощением, на доске для объявлений, увешанной рисунками детей из Воскресной школы, изображающими Божью любовь. Ничего. Церковь была единственным местом, в котором мы были вместе в последние дни, кроме его дома, и либо страницы были здесь, либо я что-то упускала. Может, он оставил их для меня в больнице, но если это так, их скорее всего выбросили после его смерти.

К тому моменту, как я упала на стул рядом с Айзеком, я совсем задыхалась, и все безъяичное свидетельство Патрика я посвятила убеждению моих легких в том, что все нормально, что они могут дышать, что кислорода достаточно. Их опустошили за неделю до смерти Гаса — я видела, как янтарная раковая жидкость сочится из меня через трубку — и все равно я снова чувствовала их наполненность. Я была так погружена в попытки заставить себя дышать, что не сразу услышала, как Патрик произнес мое имя.

Я сфокусировалась.

— Да? — спросила я.

— Как ты?

— Я в порядке, Патрик. Немного задыхаюсь.

— Хочешь поделиться с группой воспоминаниями об Августе?

— Я просто хочу умереть, Патрик. Тебе никогда не хотелось просто взять и умереть?

— Да, — сказал Патрик без своей обычной паузы. — Да, конечно. Так почему же нет?

Я задумалась. У меня в запасе был старый ответ о том, что я хотела остаться жить ради моих родителей, потому что без меня они станут просто выпотрошенными и бездетными, и это все еще было правдой, но не совсем.

— Я не знаю.

— В надежде, что ты поправишься?

— Нет, — сказала я. — Нет, не поэтому. Я правда не знаю. Айзек? — спросила я. Я устала от разговора.

Айзек начал говорить о настоящей любви. Я не могла признаться всем, о чем я думала, потому что мне это казалось слишком слащавым, но я размышляла о том, как вселенная хочет быть замеченной, и что я должна заметить ее как можно лучше. У меня было такое чувство, будто я была должна вселенной, и долг этот сможет оплатить только мое внимание, а еще я будто бы была должна всем, кто больше не может быть человеком, и всем, кому еще не привелось им стать. В общем, о том, что мне сказал папа.

Я молчала все оставшееся время, и Патрик отдельно помолился за меня, и имя Гаса добавилось к длинному списку мертвых — по четырнадцать на каждого из нас, — и мы пообещали прожить нашу лучшую жизнь сегодня, а потом я довела Айзека до машины.

Когда я добралась до дома, мама и папа сидели за обеденным столом, каждый за своим ноутбуком, и в тот момент, как я вошла в столовую, мама с хлопком закрыла компьютер.

— Что там у тебя?

— Да всякие рецепты с антиоксидантами. Готова к БИПАПу и Топ-модели по-американски?

— Я хочу полежать минутку.

— Ты в порядке?

— Да, просто устала.

— Только поешь перед тем, как…

— Мам, я совершенно не хочу есть. — Я шагнула к двери, но она преградила мне путь.

— Хейзел, тебе нужно поесть. Совсем немного ма…

— Нет. Я иду спать.

— Нет, — сказала мама. — Не идешь.

Я посмотрела на папу: он пожал плечами.

— Это моя жизнь, — сказала я.

— Ты не должна голодать до смерти только потому, что Август умер. Ты обязана поесть.

По какой-то причине меня все это очень взбесило.

— Я не могу есть, мам. Не могу. Понятно?

Я попыталась пройти мимо нее, но она схватила меня за плечи и сказала:

— Хейзел, поешь. Тебе нужно заботиться о твоем здоровье.

— НЕТ! — прокричала я. — Не буду я есть, и здоровой не буду, потому что я умираю, мам. Я умру и оставлю тебя одну, и больше не буду болтаться рядом, и ты больше не будешь матерью, и мне жаль, но я ничего не могу с этим поделать, ясно???

Я тут же пожалела, что сказала такое.

— Так ты меня слышала.

— Что?

— Ты слышала, как я это говорила папе? — На ее глазах выступили слезы. — Да? — Я кивнула. — Боже, Хейзел. Прости. Я ошибалась, дорогая. Это не правда. Я сказала это, отчаявшись. Я не верю в это.

Она присела, и я устроилась рядом. Я подумала, что надо было просто вытошнить ради нее немного макарон вместо того, чтобы так беситься.

— А во что ты тогда веришь? — спросила я.

— Пока одна из нас жива, я буду твоей матерью, — сказала она. — Даже если ты умрешь, я…

— Когда, — сказала я.

Она кивнула.

— Даже когда ты умрешь, я все равно останусь твоей мамой, Хейзел. Я не перестану ей быть. Ты же не перестала любить Гаса? — Я покачала головой. — Ну, а как же тогда я могу перестать любить тебя?

— Ясно, — сказала я. Папа плакал.

— Я хочу, чтобы у вас была жизнь, ребята, — сказала я. — Я боюсь, что вы перестанете жить, что вы будете сидеть здесь целыми днями, а ухаживать будет не за кем, и вы уставитесь на стену и захотите себя укокошить.

Через минуту мама сказала:

— Я учусь. Онлайн, в университете Индианы. Чтобы получить магистра по соцработе. На самом деле, я не читала про антиоксиданты, я писала реферат.

— Ты серьезно?

— Я не хочу, чтобы ты думала, будто я планирую жить без тебя. Но если я получу это образование, я смогу помогать семьям в кризисе, или вести группы поддержки, или…

— Мам, ты что, собираешься стать Патриком?

— Ну, не совсем. Соцработа разная бывает.

Папа сказал:

— Мы беспокоились, что ты можешь почувствовать себя брошенной. Важно, чтобы ты знала: мы всегда будем рядом, Хейзел. Твоя мама никуда не сбегает.

— Да нет, это здорово. Это просто супер! — Я на самом деле улыбалась. — Мама станет Патриком. Из нее выйдет отличный Патрик! Она будет гораздо круче, чем Патрик.

— Спасибо, Хейзел. Это ужасно много для меня значит.

Я кивнула. Я плакала. Я не могла скрывать, насколько счастливой я себя чувствовала, представляя маму на месте Патрика и проливая слезы искренней радости в первый раз, наверное, за целую вечность. Я подумала о маме Анны. Из нее тоже вышел бы хороший соцработник.

Потом мы включили телевизор и стали смотреть ТМА. Но через пять секунд я поставила шоу на паузу, потому что у меня к маме была целая куча вопросов.

— А ты скоро закончишь?

— Если получится поехать на неделю в Блумингтон этим летом, смогу закончить к декабрю.

— И как долго ты от меня это скрывала?

— Год.

— Мам.

— Я не хотела обидеть тебя, Хейзел.

Просто класс.

— Так все то время, пока ты ждала меня у колледжа или Группы поддержки, ты всегда…

— Да, работала или читала.

— Это так здорово. Если я умру, хочу, чтобы ты знала: я буду вздыхать с небес каждый раз, когда ты попросишь кого-то поделиться тем, что они чувствуют.

Папа рассмеялся.

— Я буду с тобой, роднуля, — заверил он меня.

Наконец, мы смотрели ТМА. Папа очень старался не умереть со скуки, но он постоянно путал девушек между собой и спрашивал:

— Нам она нравится?

— Нет, нет. Анастасию мы не любим, нам нравится Антония, другая блондинка, — объяснила мама.

— Они все высокие и мерзкие, — ответил папа. — Извините, что не могу их различить.

Папа дотянулся через меня до маминой руки.

— Как вы думаете, вы останетесь вместе, если я умру? — спросила я.

— Хейзел, что такое? Родная… — Она нащупала пульт и снова поставила видео на паузу. — Что не так?

— Просто… вы сможете это сделать?

— Да, конечно. Конечно, — сказал папа. — Мы с твоей мамой любим друг друга, и если мы тебя потеряем, то пройдем через это вместе.

— Богом клянись, — сказала я.

— Богом клянусь, — сказал он.

Я снова взглянула на маму.

— Богом клянусь, — согласилась она. — Почему тебя вообще это беспокоит?

— Просто не хочу вам жизнь испортить.

Мама нагнулась, опустила лицо в мои беспорядочные космы и поцеловала в макушку. Я сказала папе:

— Не хочу, чтобы ты стал типа несчастным безработным алкоголиком.

Мама улыбнулась.

— Хейзел, твой папа не Питер Ван Хаутен. Ты как никто другой знаешь, что жить с болью возможно.

— Ага, ладно, — сказала я. Мама обняла меня, и я не стала сопротивляться, хотя и не хотела, чтобы меня обнимали. — Ладно, можешь снять с паузы, — сказала я. Анастасию выгнали. Она устроила истерику. Это было круто.

Я поклевала ужин — макароны-бабочки с соусом песто, — и мне даже удалось удержать его внутри.

Глава двадцать пятая

На следующее утро я проснулась в панике, потому что мне приснилось огромное озеро и я посреди него — одинокая и без лодки. Я вздрогнула, ударилась о БИПАП и почувствовала на себе мамину руку.

— Привет, ты в порядке?

Мое сердце колотилось, но я кивнула. Мама сказала:

— Тебе звонит Кейтлин.